Об иллюстрациях к «Левше»
В советскую эпоху Лесков был автором, привлекавшим, кажется, изо всех классиков преимущественное внимание художников.
Его иллюстрировали Кустодиев, Добужинский, Митрохин, Павлинов, Купреянов и многие другие.
Лескова я читал и чтил давно, но мое касательство к нему как иллюстратора началось рисунком к «Очарованному страннику» в однотомнике Гослитиздата, 1945 год.
К давно задуманным эскизам для «Левши» я приступил исподволь, втихомолку, никому из посторонних не показывал сделанного.
Когда было все решено до деталей, я рискнул показать макет «Левши» в издательстве, где он всем понравился.
Я возил эскизы в Ленинград показывать А. Н. Лескову.
Он воспринял их с горячей заинтересованностью.
Иногда ему приходилось разрешать мои недоумения, возникавшие в процессе работы.
— Как, по-вашему, запряжены кони в коляску Платова — тройкой или цугом?
— Разумеется, тройкой.
— А как же в тексте: «И ямщик и форейтор на месте»?
Какие же на тройке форейторы?
— Верно, форейтор!..
Ну, это, знаете, у самого внимательного автора случается обмолвка!
Вот смотрите, — издание "Левши" с рисунками Н. Н. Каразина, оно вышло при жизни Н. С. Лескова, — Платов на тройке!
С благословения Андрея Николаевича и я изобразил тройку, а то «форейтор» в тексте стоял мне поперек дороги и как-то связывал руки. Во время одного из посещений я забыл у него свой рисунок с портретом Николая Первого.
Он переслал мне его в Москву при письме от 17 мая 1953 года: «Когда Вы ушли, вечерком усмотрел большой лист и в нем «чертову куклу» и два складных листа изрядной бумаги...
За эти дни я вволю всмотрелся в даваемый Вами образ и убедился в его верности и впечатляемости.
Я его живо представляю при каждом воспоминании о нем.
Значит — внедряется и живет в зрительной памяти.
Это именно то «воображение», о котором Лесков говорит в «Тупейном» и которое тогда тщились воплощать все «особы», и превыше всего это достигалось Палкиным».
А. Н. Лесков писал мне: «Глубокое, от сердца благодарение Вам за Ваше неустанное стремление помочь нашему читателю зрительно вспомнить образы великого мастера слова».
Но случается, что и квалифицированный читатель находит в иллюстрациях нечто такое, что раскрывает ему содержание книги с новой стороны.
К. И. Чуковский писал мне по поводу «Левши»: «Вы обнажили ее [книги] главную тему: насилие, совершаемое мерзавцами, тупицами и хамами, над талантом, над интеллектом, над Гением.
Как топчут великих людей сапожищами...»
Такое признание — высшая награда иллюстратору.
Рисунки к сказу Н. C. Лескова «Левша» я делал более четырех лет и в процессе работы буквально каждый рисунок обдумывал и переделывал десятки раз, о чем свидетельствуют горы эскизов, которые у меня сохранились.
Скажу также об общем стиле иллюстраций — он, разумеется, диктовался самим складом данного литературного произведения.
Это не достоверная хроника, а род сказки, легенды, со всякими умышленными несообразностями, вроде того, например: в Лондон Левша едет сухим путем, а обратно через «Твердиземное море» и тому подобное.
Отсюда и стиль рисунков, близких к стилю старинных русских картинок. ... относительно внешнего облика Левши.
У писателя он рисуется симпатичным, скромным, но знающим себе цену мастером, с чувством собственного достоинства.
Нужно ли его изображать непременно косоглазым?
«Косой Левша» — это, может быть, всего-навсего прозвище.
Если подчеркнуть косоглазие Левши, то получится уродливый облик с жуликоватым, бегающим взглядом, «бог шельму метит».
Поэтому, чтобы сохранить симпатичный облик Левши, мне пришлось отказаться от подчеркивания косоглазия.
Что же касается до его прически, то дьячковские косицы выросли у него во время спешной работы — стричься ему было недосуг.
Должен ли он быть более драным и неприбранным?
Как-никак он ведь является перед очи строгого начальства, надевает свой праздничный кафтан и старается, чтобы все было форменно.
Некоторые находят, что изба у Левши выглядит хоромами.
Известно исторически, что в наших лесных губерниях деревянный сруб был самым дешевым видам жилья и рубились они чаще всего на лесных складах по стандарту.
Обычный сруб был в три окошка, соломенная крыша не типична для центральных губерний.
О ставнях на окнах говорит сам автор.
Н. В. Кузьмин
«Художник и книга», Москва, 1985 год
