|
|
«Труды Саратовской ученой архивной комиссии.
Сердобский научный кружок краеведения и уездный музей»
Введение
Замысел этой работы возник как будто случайно: весной 1996 года один московский литературно-педагогический журнал попросил меня предварить небольшим вступлением статью об отце — статья была посвящена творчеству Н. В. Кузьмина как иллюстратора русской классики.
От меня ожидалось что-то вроде россыпи коротких зарисовок, которые могли бы внести живую ноту в портрет недавно ушедшего мастера.
Я легко согласился, не представляя себе ясно, что ожидает меня впереди, и постепенно начал втягиваться в новое для себя дело.
Довольно скоро, однако, я стал ощущать, что побочная работа эта мешает всему остальному и, главное, что она меня не отпустит, пока я не выговорюсь полностью.
Я что-то «сдвинул» в своей памяти, распечатал какие-то закрытые тайники, оживил инертную до тех пор материю — и она помимо моей воли начала непрерывно и настойчиво поставлять обрывки давно забытых домашних разговоров, семейных преданий, зрительных образов прошлого.
Все эти хаотические мимолетности, осознаваемые как совершенно материальные прошедшие человеческие действия и поступки, скоро потребовали осмысления, начали выстраиваться в систему.
И тогда стала проявляться собственная логика жизни родителей и их поколения, причудливо складывавшаяся на фоне или — лучше сказать — в контексте их контрастного времени.
Понятно, что при рассказе о художнике нельзя было уйти от характеристики основных тем его творчества.
Даже беглый взгляд на вещи показывал, что его первой и главной любовью всегда был и оставался Пушкин.
В связи с этим у меня и возникла мысль — составить к пушкинскому юбилею небольшую книжку «Пушкин в рисунках Николая Кузьмина», используя для этого не только многочисленные изображения поэта, сделанные художником при работе над иллюстрациями к юбилейному изданию «Евгения Онегина», 1933 год, но и другие материалы хранящейся у меня рабочей «пушкинской» папки.
Эта первоначально условная, даже механическая идея по мере воплощения стала обретать какой-то самостоятельный внутренний смысл, собственную одушевленность.
Стало очевидно, что в книгу непременно должны войти и все эссе художника о Пушкине — «Мое Захарово«, «Судьба Ариона«. «Пушкин-рисовальщик« и другие.
Но этот единый пушкинский мир Н. Кузьмина был целой творческой эпохой протяженностью не менее полувека: первая сюита на пушкинскою тему, не «привязанная» к какому-либо произведению конкретно, была сделана им еще в конце 20-х годов, а иллюстрации к пушкинским «Эпиграммам» — завершены в конце 70-х.
Это была одна из центральных тем его творчества — следовательно, его внутреннего мира.
Поэтому из первоначальных случайных биографических заметок, начатых в 1996 году, нужно было выстроить нечто связное, объясняющее действительную логику и смысл его творческой жизни, его обращение к Пушкину.
Так сложилась эта книга.
Не мне судить, насколько удачен оказался сам замысел и тем более его воплощение.
Но я надеюсь, что эта небольшая книга о художнике-пушкинисте сможет стать скромной лептой к 200-летнему юбилею главного русского гения.
Я искренне благодарен всем, кто помог мне в работе над этой книгой.
|
|
