15.5.82. Вчера похоронили Таню Величко.
16.5.82. Н. В. окружен племянниками, они же завладели дачей. Он еще кое-что распределяет, дарит в Иркутск. Разбивается дуб, цветет черемуха. Вечером рисую поездки.
30.6.82. Пишу букет и большой пейзаж Тверской земли. В букете один цветок тверской. Так пахнет, лучше чем «Диором». Называется он по атласу синюха обыкновенная, синеватым и стал, простояв больше недели. А в траве был ярко-фиолетовый с оранжевыми тычинками. Разве забыть эту мокрую большую траву Тверских земель?
1.7.82. Приезжала Анимаиса, рассказала о делах с книжками. Книгу Н. В. все купили и читают как роман.
8.7.82. Присылка Ю. Овсянниковым его книжки о Растрелли с намеком на отдарок. Вечер сухой.
20.7.82. Беда с Н. В., но… Записывать эту беду не хочется, но надо для памяти.
2.8.82. Писала тучи, писала деревню. Н.В. ходит и поправляется понемножку. Я пишу пейзажи с ласточками на здоровье Н.В. — но он смеется. Пока еще жар не угас.
3.8.82. Н. В. лежит в темной комнате. Я несу свою измученную плоть по лестнице как можно реже. Колдую как могу. Но…
9.8.82. Пошла провожать А. Л. и пострадала до поноса от литературных разговоров. Не умею беседовать и со всем соглашаться, всегда спорю, это плохо кончается.
4.9.82. Поехали со Львом на дачу. Заброшенная скучная дача, увядающие трава и деревья. Скучно, скучно. Прошла немного по шоссе, ветер в спину. Шла одна чуть не километр и разговаривала с деревьями и облаками вслух. Примерно так, попросту: «Ты, синее небо, и черные елки, и бурые березы. Я вас люблю. Я на вас любуюсь, я счастлива этим». Что мне еще сказать? Так хорошо одной… Рука, что катастрофически болела всю неделю и завязана грубой шерстью, от такого отдыха отошла немного.
5.9.82. Глядела написанные картинки сдачи. Есть удачи. Пишу мелочь без энтузиазма. Бумага не радует.
21.9.82. Написала увлекшие глаза розовые бересклеты. Получилось какое-то пыланье. Анимаиса хлопочет о добавке тиражей. Читаю «Иностранную литературу» № 10 за 1981 год, кой-что выклевываю. Сегодня играют Бартока, его уши не хотят слушать, а Пикассо я люблю смотреть, хоть и страшный он. Глаза более, вернее, шире охватывают мир, чем уши.
26.9.82. Написала без всякого нажима букет. Получилось хорошо. Ветер несет лист. У кафе дама мокрым зонтом шлепнула по лицу своего спутника, тот побрел в кусты, закрыв лицо руками. Она в нерешительности за ним. Что было дальше, не видала, мы ушли домой. Темнело.
12.10.82. Анимаиса и Коля привезли тиражи, завалили весь коридор. Я написала каштаны с портретами родителей среди цветов. Получилось очень уверенно и интересно.
29.10.82. Закончила красный альбом с путешествием в Ферапонтов монастырь с Булатовым еще в 1954 году. Поставила точку.
2.11.82. Вчера читала частично вслух Сэлинджера «Тедди». Очень тревожные мысли он будит своими тревогами, или, вернее, своим «покоем». 15-летний американский мальчик занимается медитациями, разговаривает о переселении душ всерьез, верит, вернее, знает Брахму. Он к нему стремится, но не в этом еще воплощении. Все эти теософские идеи моей юности преподнесены жутко серьезно и красиво.
19.12.82. Одни звонки. С утра я весело отвечала, было темно, и работать нельзя. К середине дня уже еле заставляла себя говорить «спасибо», вечером Н. В. уже сам подходил, забастовала. Устал тоже. Телеграммы сначала принимала, потом уже брали любезно соседи.
22.12.82. Из всех поздравлений самое симпатичное письмо от Буровых, писала Ел. Вад. про птиц, зверей и пр. Остальные — пышные слова, а на деле только МОСХ подарил гуашь, да и то еще не знаю, годная ли? Сейчас темно пробовать.
31.12.82. Занимаюсь до одурения макетом Блока. И так, и эдак. Выпал обильный снег, лес, наверное, разузорило, но просидели дома. Поздравления. Бегаю к телефону. Год кабана, велят в кармане носить пятачок.
Я написала каштаны с портретами родителей среди цветов. Получилось очень уверенно и интересно.
1983 год
25.1.83. Полагается быть именинником, но ни у кого азарта на это нет. Скучно, скучно, и с Блоком скука. Была Анимаиса с грудой фото для книжки Н. В. в издательстве «Книга». Говорят, завтра будет оттепель.
16.2.83. Писала «метель». Остался один листик. Серо-белое месиво и дома нежных тонов в Павловской слободе. Вспоминать интересно. Н. В. вспоминал стихи, которые я не знаю. Так и прошел день.
1984 год
31.8.84. Переехали с дачи.
26.12.84. Первый раз за всю зиму увидала светло-розовый серпик на закате. Готовила послания о бумаге в Комитет, поговорив утром с директором. Авось месяц поможет. Загадала через правое плечо.
27.12.84. Вчера закончила читать вслух Дмитриеву о Врубеле. Идет два течения — Врубель = стиль модерн, Врубель только касается его чем-то. Хочется сказать ей — ни то ни другое не годится. Врубель — один, и это аксиома для нас. До слез обидно, я еще такого сухого толкования Врубеля не читала. Ворона крикнула — уйди.
31.12.84. Передавали «Фауста» Гуно, Козловский и Шумская. Заслушалась и вышла из дома затемно. Зеленая лучистая звезда высоко на западе, а еще вышла в ультрамарине толстая половинка луны с ободом.
1985 год
1.1.85. Ночью сон: что-то вроде ВХУТЕМАСа, не могу никак выйти, куда ни сунусь, везде висят картинки, и их так много, и художников тоже много, все что-то делают — не выйдешь. Это на ночь читала воспоминания о Врубеле.
1.2.85. Писала портреты матери, а с 25.1. — портреты с Ирины К. Они были вечером 25-го с конфетами и разговорами, я ее много рисовала, она это легко переносит. Один портрет с парчой — что-то очень красивый, второй с иконой Рождества — этот получше.
3.2.85. Анимаиса привезла из ВААПа оригиналы напечатанных в Японии книжек: «Карусель», «Лукоморье», «В некотором царстве» и сами книжки.
12.2.85. Пометила 13-й букет со страхом. Сухой букет на фоне «Преображения». Падающие от страха фигуры настолько декоративны, что этот «страх-рах» не страшен. Вот так-то расправляется наша старая живопись с «эмоциями». Тапочка с ноги даже слетела, а ноги-то в штанах! Считается икона новгородской, получили мы ее от Щусева вместе с корабельными досками-фараонками. Получилось у меня что-то очень красивое, но сама я пала костьми со своим сердцем. Ходила по тропе, хрустел снег! А вечером сдрейфила.
26.2.85. Делаю «Игрушки». Вечером полны улицы совсем не мелкими бриллиантами, а высоко смутно розовый месяц. А до этого играли Вивальди три скрипки с оркестром. «О, если б навеки так было!»
8.4.85. Солнце без захода, казалось, не будет пейзажа, но за счет синих теней на снегу и зеленых на сухом поземе получались пейзажи, да еще светло-желтые деревья. Ветки на голубом небе, а самое интересное — грачи сегодня темно-зеленые. Почему?
8.5.85. Возвращалась с прогулки и не могла попасть в дом — Н. В. кого-то пустил и запер дверь изнутри. Я в панике. Повесила на дверь лист бумаги, так что нельзя не заметить и вспомнить запрет отворять кому-то дверь без меня. Неведомый дядька от неведомой тетки принес торт и зефир в шоколаде.
12.5.85. Читала в альманахе «Аполлон» рассказ М. Кузьмина «Ванина родинка». 3 заставки Н. В. девятнадцатилетнего под Бердслея, как у всех прочих «мастеров», не хуже других.
19.5.85. Смотрю на свои старые картинки с завистью. Сейчас я ослабела.
3.6.85. Писала вволю, закончила четвертый альбом с оформлением и наклейками, запихала между другими папками, пусть прессуется. Карпыч надул со звонком, я нарочно рассердилась, но нарочно же отошла, как в театре. Эти переезды на дачу сущее представление, да еще физически утомительное. Но неделя жары в Москве гонит все равно.
29.8.85. «Художник для того, чтобы действовать на других, — писал Л. Толстой, — должен быть ищущим, чтобы его произведения были покаянием». А Пикассо говорил: «Я не ищу, я нахожу мое» (из предисловия к стихам Есенина, наша книжка, «Художественная литература», М., 1965. С. 15).
11.10.85. Несмотря на холод, полон пруд уток. Ради удовольствия загребать ногами сухие листья хожу в булочную мимо клена.
18.12. 85. В сумерки наконец-то вижу серп оранжевого месяца нечеткого контура на фиолетовом небе среди крон деревьев, а вечером еще более неясный на фиолетовом — оранжево-зеленоватый и чернильные деревья. Подписали завещание Загорскому музею.
1986 год
6.2.86. Слушали по радио вторую часть рассказа «Портрет» Гоголя. Под конец одолело слово «ужасно», да и весь рассказ слушала очень истово, показался длинным и смахивал уже на Достоевского.
13.2.86. Сегодня получила из ВААПа два счета: на «Зайцев» на 400 из Дании и 112 из Японии за участие в выставке. Отдала все Н. Пав. оформить на чеки.
17.4.86. После долгой серой погоды сегодня голубой день. Очень синие тени. Все мне везде мерещится Тициан, что я разглядываю теперь часто в большом каталоге, что подарила мне Анимаиса. Видно, яркое солнце Венеции давало тоже глубокие синие тени. Потому в его живописи так много «провалов», а мне это так нравится.
5.12.86. Поехали с Игорем. Пахло весной, и мы ею надышались. Наконец-то! До этого поездки были скучноваты.
1987 год
29.1.87. Я 29-й день сижу на этом диванчике одна — среди газет и бумаг и с очками.
30.1.87. Время от 12 до часу надо смотреть на икону Николы, отраженное освещение от стен домов кругом дает ей неожиданную ясность. Все клейма и середина настолько выпуклы, что глядятся как натуральные интерьеры и дома. В пространстве золотого фона и белое и черное так четко — сила большая в этой живописи. Вот глядеть в определенное время — жизнь. Так же и Ренуара надо было смотреть, когда солнце отражалось от соседних стен за окнами и картины оживали.
1.2.87. Воскресная поездка с Игорем — дивное небо, игра на небе целый день. Такого неба дивного я еще никогда не рисовала. Белые крутые облака на желтом небе. Прекрасная прогулка, дивная прогулка, великолепная прогулка!!!
3.2.87. Встала хоть и очень поздно, но пришла в себя к полвторому и написала два пейзажа, а к вечеру под Моцарта — два рисунка.
4.3.87. Видела я неожиданно рождение месяца из кухонного окна, но счастья нет мне. Счастье — это «покой и воля», покоя нет, а воля ослабела; сегодня лишь один пейзаж написала… «Жить для себя, скучать с собой…»
21.3.87. День музыки Бетховена. Сколько бумаги исчертила, все рисовала и умаялась, сижу и слушаю и уйти не могу. Ем рыбу и сижу, будто я не одна.
Вчера маялась сердцем, а позавчера принимали с Анимаисой гостей из «Детгиза». Новая книжка «Жеребенок».
21.4.87. Приколота телеграмма-поздравление с присуждением золотой медали Академии художеств за иллюстрации к детским книгам Мавриной.
13.5.87. В сберкассе длинная носатая старуха из большого дома, наверное: «Я хочу внести деньги в пользу грузин» — «Пишите заявление, мы примем». — «А можно на клечатой бумаге?» — «Можно».
18.6.87. После вчерашней грозы повяла сирень, букеты на столе. Чтение у меня интересное — «Былое» от 24 года. Да темно уже. Давайте скорее Моцарта — пока гроза не пришла и не выключили электричество. Тынянов разобрал всю русскую литературу по косточкам — всеобъемлющий какой-то.
30.6.87. Кончила поездку 23.5.87 из девяти листов — «Весна». Начинаю 25.6.87. — «дивная весна» — все же я ее увидала!
3.7.87. В «Творчестве» № 6 «100 лет Шагалу» статья Д. Сарабьянова — вялая. Лучше — воспоминания о Витебске ученика Шагала. Выгнал его из Витебска квадрат Малевича, последователи которого пришивали на рукаве черные квадраты.
17.7.87. В бинокль гляжу из окна на гнездо дроздов. Была Анимаиса. Я ей читала письма Костина и Мямлина о Филонове и филоновцах, что они оба не очень хвалят. А я и самого Филонова в мусорный ящик бы сбросила и применяю к нему нашу детскую глупость — «Потяни кошку за хвост, отдай мой пятиалтынный».
27.7.87. Вчера читала Пастернака в «Огоньке». В моем одиночестве мне все понравилось, я даже на ходу сочинила стихи в его духе:
Когда-то была человеком и я,
Играла в лапту,
На коньках каталась.
Теперь не найдешь уж девочку ту,
Бери что есть,
Что осталось.
2.8.87. Наконец расколдовала проигрыватель, поставила Моцарта. Потом я рисовала, включив еще два раза эту пластинку. Но может, это не хорошо? Уж очень легко.
4.8.87. Был у нас в гимназии учитель рисования Петр Васильевич Нейский, петушок индейский. Выставлял на выставке свои акварели с надписями:
Яблочко на блюдечке
Подарено Любочке,
Девочке прилежной,
К маме очень нежной.
Другой художник Соколов из другой гимназии писал маслом. На уроках я акварель брала густо и все вместе, за что получала 4–3. Мне дома купили масляные краски. Я выдавливала из тюбиков прямо на картон всего много — отобрали и положили на высокий шкаф «вне досягаемости». Так и не вышел из меня художник.
17.8.87. Кончила читать Мериме — это одни восторги. Что значат все Наташи Ростовы и Настасьи Филипповны в сравнении с его испанками! Какой он сверхъестественной силы!
22.8.87. Из Музея А. С. Пушкина была искусствовед. Девица — пигалица вся в белом — огромные глаза. Агитировала за «Музей частных коллекций» — А вот когда будет, тогда и поговорим. У них сейчас Зильберштейн и Чуванов. Мне эта затея кажется абсурдной.
5.9.87. Дочитала статью «Демон Блока и Демон Врубеля» Примочкиной в «Вопросах литературы» № 4, 1986. Из «Возмездия» про отца:
…В нем почивает некий бог.
Его опустошает Демон,
Над коим Врубель изнемог…
Мария Григорьевна Ашукина рассказывала: когда была еще девочкой, слушала, как играл у них в доме отец Блока, слушала она, сидя под роялем потихоньку, и глядела на худые ботинки игрока и его грязные носки…
2.10.87. Ездила в Пушкинский музей смотреть помещение. Очень у них все добротно, аристократично — куда же мне деваться со своими котами?
Про Шагала — выставка большая, рисунки сверхартистичны. Живопись посмотреть не удалось. Электрический свет что ли — или Шагал живописец другого толка, чем я. Но на некоторых вещах есть дивные сочетания — зеленого, желтого и коричневого. Все сдобрено «постельной тематикой» — не в смысле эротическом, а в смысле снов наяву. «Полет» лучше из Русского музея чем из ГТГ. Эта вещь, непонятной у юного художника очень большой силы, что потом уже не встречается. Все мягко, слитно. Интересно, как он писал жену — перевертывая холст или воображая позу в воздухе? Она очень убедительная.
1988 год
13.1.88. Открытие выставки, на котором я сидела в красном кресле. А ночью подытожила — дребедень, попмузыка такая осталась от 1000 вещей в 4 залах. Зрители, привыкшие к телевизору, хвалят это «множество». Даже Каменский. Интересно, что скажет Костин?
4.6.88. Переезд на дачу. Ножей нет, ем я мастихином и деревянной ложкой. В очередном номере «Огонька» статья Пистуновой. Отец бы сказал «сапоги всмятку» — так всего много, но в то же время это не похоже на другие писания, можно ее и похвалить за лихое вранье, что я и сделаю, как будет попрохладнее.
8.6.88. Такого анилиново-розового неба я никогда не видала, ярче сирени, освещенной электричеством. Я держу банку с водой на небе и не знаю, что сильнее — ярчайшее светлое небо или нежный цвет сирени в руке. Как все это написать?
9.12.88. Занимаюсь, и то с трудом, «реставрацией» живописи. Но все ушло вечером, когда играли «Орфея» Глюка с Козловским и Шумской — не по программе, а, видно, в связи с большими бедами в Ереване — землетрясение. Этим полны газеты и мозги, Горбачев даже уехал из Нью-Йорка с заседаний ООН, произнес все же свою речь. Закончила альбом «Журавли».
18.12.88. Закончила корректуру «Жеребенка», сделав несколько новых рисунков для пустых мест.
21.12.88. Вечером хорошо пели оперу Доницетти «Роберт Деверс» — я рисовала зимние пейзажи в альбом. Потом остаток времени заиграли Шостаковича, и я бросила рисовать — такой не певучий, нескладный, почему-то великий.
1989 год
28.2.89. Крепко спала, и под утро не хотелось просыпаться — сон о красоте земли, покрытой невероятной растительностью — я собирала букеты неведомых цветов — на земле такого не растет.
19.3.89. «Сизиф был холостяком» — Кафка, из статьи Т. Ивановой. «Дневники» Кафки изд. «Известия» — достать!
7.7.89. Первый раз в этом году на даче прошла по бровке до конца. Потом пишу о журавлях. Хорошо проведенный день без тоски.
4.10.89. Первый снег.
2.11.89. В «Литературке» мне понравились стихи грузинского поэта Рауля Чилачава в переводе Льва Смирного. О лесе, о снеге, о доме, о смерти, о драме своей жизни. Немножко не по-нашему все, и это оказалось заманчиво.
17.11.89. Читаю старые записи. Утром на березе сидели, скорчившись, вороны и галки — что же, началась, видно, зима.
1.12.89. Межрегиональная группа. К ней относится и Ельцин. Они выпускают какую-то листовку, считается кем-то прогрессивной. А может, наоборот?
4.12.89. Читаю «Воспоминания о Горьком» Ходасевича. У Валентины Ходасевич мы с Н. В. были в гостях (из мастерской уже). Были Капица с женой. Он облезлый и скучный, одни лишь анекдоты, жена незаметная, ширококостная, но не толстая. Обстановка полухудожественная, т. е. где-то подрамник, а где-то коврик, салфеточка. Она пришла к нам в мастерскую познакомиться. Чем мы ее угощали, не помню, но ее стол был хорош: крупная картошка в мундире, горячая, и жареные фисташки с солью. Такой стиль? Откуда? От Горького? У нас же было на столе — из гастронома, не интересно, только тарелки «мейсен» и очень тесно — Тамара Вебер, Анимаиса и Захарова. Рисунок их сохранился где-то, а Ходасевич — нет.
8.12.89. Нелепый звонок. «Это квартира Кузьмина?» — «Да». — «Кто наследник?» — «Я, Маврина Т. А.», — говорю по-казенному. — «Это закупочная комиссия из МОСХа». — «Обратитесь к сыну его, вот телефон». — «Редкий случай» — «Я напишу, если понадобится, что передаю права наследства…» Какие бедные люди — художники, если с ними так обращаются! Принесли благую весть — купили! За сколько и что — я ничего не спросила.
18.12.89. Темно и тяжело. Догадалась включить приемник — и могу слушать газету про похороны Сахарова. Открыл панихиду Лихачев — голос сильный, слова хорошие. Потом зачем-то выступает Евтушенко, стихи на смерть Сахарова — хорошо хоть стихов не передавали, но по моим меркам это нехорошо. Все таки Сахаров ученый мировой и почет ему должен быть избранный. Так целый день прошел с электрическим светом в чтении и слушании.
19.12.89. Я сейчас пишу хуже, потому что медленно и очень внимательно. Нет милых случайностей. Лист толстого ватмана записываю в края — всего много. Цвета меняю, улучшаю. Получается хорошо, но очень настырно. Живопись 30-х годов свободнее, мягче, цвета случайные, но оправданы общим порывом (по-видимому, однодневки).
20.12.89. Обновила черный букет (масло) и любуюсь на него весь вечер. 37-й год. Что же я при этом думала? И почему так сделала? И откуда у меня такие краски? Видно, еще Дарановская покупка.
22.12.89. Читаю в «Юности» № 8, 89 воспоминания жены Мандельштама: как они, уехав из запрещенной Москвы, поселились в Савелове. Сторона жизни другой — открытой взорам, а мы жили закрыто — оказалось, лучше.
27.12.89. У Горького — театр для себя. Врет вдохновенно. Так и я жила с такими людьми, которые (неведомо для чего даже) всегда врали… Такая же болезнь вранья, видимо, была и у Горького. Ходасевич приводит много примеров этого. Но вывод мой не делает — называет «театр для себя».
1990 год2.1.90. В «ДИ» № 11 статья К. Леонтьева «Стоим у страшного предела». Шпенглер после него уже писал «Закат Европы». Запишу отдельно мысли К. Л. Почему-то я его в мыслях ставлю рядом с Рябушкиным. К. Л. не дожил до расчистки наших икон — это очень много!
6.1.90. Рушат улицу Сретенку (фото вырезала — старая Сретенка, по которой нет ни одного дома с воротами, т. е. нет дворов, в чем я горько убедилась в день похорон Сталина, пытаясь где-то зацепиться по Сретенке среди безумной толпы, только на бульваре мне это удалось, а Трубная площадь была переполнена людьми и конями). Еще раз о судьбе наследия Платонова — ничего-то я не читала… да и не буду, видно. Слог тяжел.
Es muss sein — это, должно быть:
Сквозь полет золотого мячика
Прямо в сеть золотистых тенет
В эти дни золотая мать-мачеха
Золотой черепашкой ползет.
В. Хлебников.
1991 год
29.4.91. Вышли мы с Н. П. засветло в сад между домами. Так хорошо, свежо, тишина. Когда сидела на лавочке, — я растворилась в этом весеннем воздухе. Кругом все растет и тишина! Может, от скудости жизни воздух — благодать. Пели неистово синицы и воробьи.
8.5.91. Вышли из дома в сумерки и потонули в благодати. Давно я не была так счастлива, как в последние два дня. Даже не в счет открытки от фининспектора. Разбираю старые пейзажи.
13.7.91. Вспоминаю апрель 1914 года — мне 14 лет. Дружусь с М. Преображенской и Олей Львовой — обе неверные подруги. Я чаще всего хожу одна на «Откос» гулять по пустой в этом месяце верхней набережной вдоль Волги. Недалеко — до дома Рукавишникова с лепными кариатидами серого цвета. Закругленные окна на втором этаже. Массивные двери на улицу (сейчас музей). Были они купцы, но дети неврастеничные, разные ходили рассказы. Кто-то поэт, кто-то еще что-то. Это не Башкировы — мукомолы и не Заплотины — мануфактурщики! Дача Заплотиных голубая на «Мызе», недалеко от нашей дачи. Наша Паша (кормилица Елены) поступила потом к ним, ходила с ребенком в сарафане, кокошнике, бусы и голые руки… как наши ноги — говорили мы друг другу, были еще маленькими.
А сейчас, в 1914 году я в гимназии Мариинской, и думаю, после чтения Л. Толстого и Ганди — об «аграрном вопросе». С помощью Нюры Шулепниковой начинаю «изучать» журналы по искусству: «Аполлон», «Мир искусства». Она приносила из городской библиотеки. А может, это было во время войны уже?
Во всяком случае, голова была занята до отказа всякими мыслями. Ольга Л. ездила в д. Подъязново под Арзамасом к Лысянке (лошадь). Тетя Липа ее отпускала, у них в доме было свободное воспитание. Иногда ее восторги были от городской встречи с Лысянкой, на которой хозяин довольно часто приезжал на базар. Горда она была этим беспредельно, и ей все завидовали. Дружба с лошадью! Это кой-что! В гимназических просторных коридорах, особенно… Мы иногда ходили с Олей в обнимку, такая была мода, и громко кричали: «Священная Римская империя германской нации!»(из учебника истории). Это было до войны… Наше хулиганство терпела коротенькая классная дама, затянутая в корсет, строгая и недоступная, особенно воевала с завитыми волосами. Водила даже в уборную, размачивала под водопроводом — свои ли кудри? А потом летом оказалась нашей соседкой из дер. Александровка, недалеко от «Мызы». «Почему Вы похудели?» — «А Вам какое дело?» А я похудела нарочно — проводила над собой опыт — ничего не есть кроме сахара. Три месяца лета так тянула до потери всякого интереса: к жизни, даче, цветам, даже к водяным крысам на дачной пристани. Начали учиться — пришлось есть и кончить свое полублаженство. Это было еще до войны.
Когда началась война, женщины пошли работать на гранатный завод. Хлеб был в ведении кухарки Даши, подавали нарезанный на стол: к обеду — черный, к чаю — белый. Цены подорожали. Девчонки научились читать газеты, особенно про Государственную Думу и про войну, конечно. Появились беженцы. Тогда-то появились австрийские пленные. Офицеры хорошо танцевали на гимназических балах. Некоторые даже поженились (временно?). У тети Липы поселился молодой австрийский офицер и женился на Ольге. Так мы говорили, а что было на самом деле, не знаю.
Страха и ужаса не было в городе. Разговоры о войне везде, с каждым годом больше. Говорили, как будто что-то понимаем. О приближении революции говорили убывающие «пайки» хлеба. Когда кухарка уйдет в баню или на базар, мы скорее на кухню — воровать незаметно черный хлеб, белый уже редкость. Так от каравая отрезать, чтобы сохранилось «как было». Есть хотелось!
Начало войны. Остался в памяти лишь конец стишка:
Он… слышит как пушки Дураццо гремят.
Он молит и небо и ад:
«Скорей бы меня уж из этой земли
В берлинский шантан увезли».
Из частушек в ходу была:
Ты кудрявый, ты красивый,
Ты погибнешь для России.
Или
Ты кудрявый, ты шершавый,
Ты погибнешь под Варшавой.
И не до шуток. Гимназистки шили кисеты, клали туда вареные яйца, табак, сахар, сушки, кто что мог, и группой ходили с классной дамой в казарму, где нары в три этажа с лежачими солдатами, еще не раненными, а если и ранены, то незаметно. Дух там был тяжелый. Я второй раз не пошла, передала с подругой.
13.9.91. Уже давно холодно. Я зябну. Позавчера вышла днем контрабандой прогуляться. Очень волновалась. Первый раз за два года — была счастлива эти минуты.
7.10.91. Ездили на Илье с Н. П. круг через Павловскую слободу. Ездила как бывало, с тем же чувством и удовольствием покоя. Восемь листов.
30.11.91. «Огонек» № 347. «Мы делаем биографии» — общий заголовок. Художники Комар и Меламид. Люди предпочитают смотреть жизнь по телевизору, а не реальную. Художник все делает для биографии. Мне понравились эти рассуждения о моде — я иду против моды всегда?
1992 год
20.6.92. «Ин. лит.» № 5–6, 1992. «Тайная жизнь Сальвадора Дали». Пишет подробно, нельзя сказать, что хорошо, но искренность подкупает. На родине в детстве со скалы прыгать в «берлинскую лазурь» моря — это хорошо, а творения его меня не трогают. Главное — удивить!!! Соединить несоединимое. Но все сверх меры.
23.6.92. Солнцестояние. Я написала ирисы в листах крапивы, и когда стала смотреть — явно читалась пирамида зеленого — сегодня «Макушка лета» — вот и название этой картинки. Если считать, что так задумала, то получится дешевка. Солнцестояние верно задумала, но зеленым цветом ночного неба, а как сделать, не знаю. Так всегда — не знаешь, что получится, — пиши!
Бог разговаривает с человеком временем.
12.8.92. Пишу четвертую «Большую медведицу» в ромашках, потом — «Ворона в саду».
11.9.92. Блок засел в мозгу, и каждое утро я вспоминаю его стихи: «Что же ты потупилась в смущеньи» и «О доблестях, о подвигах, о славе…» Особенно второе, по силе звука и чувства, пожалуй, и у Пушкина не встретишь. Еще «В голубой далекой спаленке». Хоть карлик (время) в стихе мне не очень сродни. Но, видно, есть на то причины. Фольклор.
Прозвучало над ясной рекою.
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.
Мне эти строчки очень понравились, я их не знала. Скорее всего, стих о песне. По-моему.
30.9.92. «Лес» за окнами второй раз за осень этого года пожелтел, пышными букетами. Холодно в доме, томно.
1993 год
13.1.93. С 5 по 13 меня свалили кашель и температура. Что интересного в температуре, которой я почти не знаю? Звук. Я живу в постели, любые движения дают звуковой отклик на улице за окном. Скребут снег на тротуарах, голоса — ясно, четко, громко, — тут же все стихает, когда лежу неподвижно. В этих звуках и жила, не слыша ни звонков, ни телефона. Сегодня пришел врач и определил воспаление легких.
23.1.93. Вечером перечитала «Золотого петушка» — не понравилось, «Царь Салтан» тоже не по душе. Куда все делось? В рисунке «33 богатыря» нарисован только 31 — позор! Глядя на рисунок, удивилась — как я могла столько нарисовать и хорошо нарисовать красками?
13.9.93. Желтеют у липы только суставчики, у березы пальчики. Желтой «седины» еще нет. Желтеет и тепло, и очень черные стволы на перламутровом доме.
15.9.93. Были из «Мира искусства» Хоня Исаевич, жена Иоланта Михайловна, молодые, энергичные, неинтеллигентные, делают выставку. Некое разочарование, коммерческий уклон.
2.10.93. Вечером в холодном доме делаю около «камина» рисунки для «Снега» для японцев. И вспомнила Вертинского:
Я не знаю зачем
И кому это нужно…
Введенский — «поэт, обманувший время». Статья Константина Кедрова в «Известиях» 2 октября 1993 г.
Еду, еду на коне.
Страшно, страшно, страшно мне.
Я везу с собой окно,
Но и в окне моем темно.
…Рыбы плавали, как масло
По поверхности воды.
Мы поняли, жизнь всюду чиста
От рыб до Бога и звезды.
И ощущение покоя
Всех гладило своей рукой.
«Звери вы, колокола. Звуковое лицо лисицы. Смотрит на свой лес» — вспоминает Введенский в тюремной камере.
11.10.1993. Ну и осень. Диво.
14.10.1993. Береза стоит облитая очень белым светом на фоне желтых тополей. С игрой.
18.10.1993. Тепло и голубое. Кончился комендантский час. Полшестого я пошла гулять опять «в лес». Как мы говорим. Пустынно и тихо. Навстречу идут два мастеровых с сушками — здороваются. «Здравствуйте!» — «Добрый день». — «Как живете?» — «Живу ничего, спасибо». Один прошел вперед по дорожке, а другой полез в карман … за бумажником, порылся в скудных «деньгах», выбрал одну и дает мне. «Не надо, что Вы! Не надо!» — «Возьми, дорогуша. Возьми, пожалуйста». — «Ну, ладно, возьму на счастье». И разошлись. Дома посмотрела, в кармане 100 рублей.
Еще не облетело, и черные стволы в сумерки заманчивы. Но не сумею нарисовать, очень большая задолженность. Ведь осень в этом году особенно пышная. Была и теплая, но сейчас похолодало все же.
2.11.93. Встреча у Над. Пав. и Али с Солнечногорским музеем. Молодая Любовь Сергеевна у Н. П. сразу превратилась в Любочку. Ни Л., ни Н. П. в нашем деле ничего не смыслят. Но все, что надо, произошло. Пили кофе, ели сыр — я отдала: 5 листов с оттисками, 5 листов с оригиналами 7 августа 1977 года. В большом формате обложку — «Дорога к Блоку», сопроводительное письмо о нем. Подарила «Букет из Шахматова», с лопухами, и книжку. Поговорили и увезла Л. С. мои картинки во «временное хранение».
Пошла и села в кресло слушать газету «Эхо», потом забыла выключить и часа два просидела, не шевелясь, завороженная звуками. Какими? — Не знаю, материально ощущаемыми? Да. Слова? Нет, сегодня нет. Т. н. «новая музыка». Бывает, значит, и согласная с душой.
22.11.93. Телефонный звонок: «Говорит редактор (не расслышала). Вам поклон от Татьяны Николаевны Михельсон». Стена сломана, понимаю — переиздание «Рассказов летописи». «Оригиналов у меня нет». — «Не надо, мы возьмем компьютерные». Согласилась, забыла только сказать о паспортной фамилии для договора. Как же делают книжку компьютером???
24.11.1993. Звонки от Али об Архитектурном музее (вчера Саша забрал папки в мастерской), о приезде из «Русского музея» жены М., что сопровождает выставку Пикассо из Петербурга к нам. Читала в газете — устроители фирма «Рургаз АГ» (Германия), по случаю 20-летнего юбилея.
2.12.1993. Подписала первый счет за продажу картинок к Блоку — согрешила?
Этот же счет с изменениями цифры и названий района в сберкассе.
3.12.1993. Иван принес приемник (свой) деревянный. Слушала музыку, легче жить, хоть музыка и не очень хорошая.
24.12.1993. Длинная история и беспокойная к тому же. Звонил Гусев. Были из Русского музея — увезли 12 картинок…
25.12.1993. Проверяю — так ли? А тюльпаны, что подарила К. Павлова14 на день рождения (20.12.1993) стоят и сохнут, но все же прекрасны. Не смогу написать!!!
1994 год
7.1.94. Новый год и Рождество — больше недели праздники, и тепло, и скользко, только 31.12. и 1.1. был снег на ветках. Были Аля и Саша. Ходили втроем гулять в наш «лес» — волшебство — вот бы написать, сейчас вспомнила.
Рождество. Гете, умирая, сказал: «Свети».
8.1.1994. Илья принес 4 альбома Блока. Я оформляю переплеты целый день. Пошла прогуляться, нога за ногу по мокрой скользи — туда-сюда… и домой. Все же прогулялась. Есть хочется.
17.1.1994. Зима похожа на длинный ноябрь. Но сегодня в 3 часа утром светло и все видно. Делаю альбомы Блока. День удачный -2°. Может, от этого? Ничего не болит, голова работала, обложка к Блоку «Голубая». Двигалась по скользкому тротуару вдоль дома. Никого не было за день, вечером тот же разбор, чтение газет про Тарковского, по радио говорят про Гайдара. Япония к нам охладела, цены на проезд в электричках повысили в 3 раза и пр. «Пара гнедых, запряженных с зарею». Я, как голодная… Тетради не хватит, если отвлекаться…
11.4.1994. Началась жара. Ходила еще с трудом, капельки на кустах, взяла с полу веточки.
1996 год
25.1.1996. Именины Татьяны. Ждали директора Кати15 и остались одни женщины разного толка.
19.2.1996. Воскресенье — неделю тому назад я сходила на бульвар. Текла вода. Сегодня второй день сухая погода, стволы склоненные.
24.2.96. Была Ермакова Татьяна Андреевна, цыганила у меня все масло с выставки. Я отдала ей каталог «13» и немецкий каталог для ГТГ. Она меня поцеловала в щеку.
Из монографии Шагала «Моя жизнь». Москва, 1994 г.:
«Позднее, познакомившись с Александром Блоком, редкостным и тонким поэтом, я хотел было показать стихи ему, но отступил перед… взглядом, как перед лицом самой природы».
Какое отступление перед лицом Блока. «Отступил, как перед лицом самой природы».
_______________________________
14 Екатерина Всеволодовна Павлова, искусствовед, научный сотрудник Музея А. С. Пушкина
15 Катя — Е. В. Павлова, ждали директора музея, Александра Зиновьевича Крейна
|
