в оглавление
«Труды Саратовской ученой архивной комиссии.
Сердобский научный кружок краеведения и уездный музей»

Ванька вернулся

Однажды декабрьским морозным вечером, мы сидели в зале. Сестра Валя вязала пуховый платок, мама занималась квашнёй на кухне. Было тихо. И вдруг раздался резкий стук. В окно забарабанили. Мы бросились к окну. Через морозные узоры еле проглядывалась тень и слышен голос бабушки Денисовой:
— Идите смотреть, Ванька пришел!
В ее голосе было все — безмерная радость и слезы счастья. Она обежала весь поселок, постучалась в каждый дом, поделилась своим счастьем.

Морозная снежная зима 1946 года, дом у Денисовых низенький, соломенная крыша, занесенная снегом. Хозяин, небольшого роста с седой бородой, столяр, бондарь, всегда тихий с добрыми голубыми глазами. Когда протиснулся сквозь толпу, я видел за столом сидит отец, Федор Платонович, уже старенький, очень счастливый и рядом бравый солдат, кудрявый в военной форме с орденом и двумя медалями, слегка навеселе. Рожденный в 1918 году, Иван Денисов призван в армию в 1938 году, и не видел родного дома семь лет. Я знал, что он служил в Монголии, был радистом 1 класса, обладал хорошим музыкальным слухом. До армии — первый балалаечник в поселке. Женщины подходят, целуют, гладят по голове, заглядывают в глаза и плачут от радости. Говорят:
— Какое у вас счастье, все шестеро вернулись живы.

Шесть сыновей: Василий и Алексей, сыновья Федора Платоновича от первого брака, Петр, Павел, Иван, и Илья Денисовы, все защищали Родину на разных фронтах. Редкой семье выпало такое счастье — все шестеро вернулись живы и здоровы. После войны судьба разбросала братьев по всему Советскому Союзу. Петр со своей семьёй жил в Узбекистане, Павел служил в Белоруссии, Василий и Илья жили в Пензе, и только Алексей и Иван остались с родителями в поселке. У каждого сложная судьба, но когда они собирались все вместе в родительском саду под цветущей черемухой — это было счастье.

Мужчины жмут руку и обнимают солдата. На столе появляется кем-то принесенная победная поллитровка. Бабушка Марья хлопочет у печки. Ставит на стол капусту, моченые яблоки. Она славилась мастерицей, самые вкусные хлебы, выпеченные на паду, были у нее. Караваи румяные, обваленные в муке, корочка необыкновенная.

Горит керосиновая лампа, сизый табачный дым застилает всю избу. За столом идет мужской разговор. Недавние солдаты вспоминают о тяжелых боях, о потере друзей и близких. Наворачивались слезы даже у бывалых. Не вернулись с фронта соседские мальчишки, с которыми ходили в школу. Разговоры длились до глубокой ночи. Рассказам не видно было конца.

Один из рассказов его запомнился мне на всю жизнь.
Однажды, находясь на «точке», солдаты услышали тихий плачь ребенка. В неглубоком овражке увидели дите, завернутую в тряпье. Когда принесли сверток в казарму, то увидели, что это была девочка лет восьми, исхудавшая, чуть живая. Солдаты как могли стали заботиться о ней и сообщили начальству. Кто-то знал монгольский язык. Девочка немного поправилась, она рассказала, что ее родственники вывезли в долину смерти как мертвую. Когда она выздоровела, командование решило вернуть девочку родителям. Солдаты сдружились с ней и поехали провожать ее. Каково же было удивление всех, когда родители отказались принять дочь, сказав, что она умерла.

А впереди ждала нелегкая колхозная жизнь. Ивана назначили учетчиком в тракторный отряд /у него было семиклассное образование/.

В 2011 году я приезжал в поселок весной, вернулся вновь в детство. К удивлению и великой радости черемуха стояла как в белой накидке, так же жужжали пчелы и пели птицы. 2010 год был очень засушливый, а вот следующий год на редкость буйный, как будто природа одарила за засуху. Радовало море цветов и сады бело-розовые.

Всегда буду помнить

1947 год.
Молоко, картошка, свекла, тыква — вот на чем мы выросли. Мама меняла мед на колоб /жмых/ — отходы при производстве подсолнечного масла в Сердобске. Иногда привозила на санках пудик муки с отрубями. Из смеси свеклы пареной, толченого колоба, муки и отрубей она пекла кокурки, коржики темно-коричневого цвета, но сладкие и вкусные в то время.

И вот однажды зимним утром, я еще лежал на печке, в дверь постучались. Мне интересно, кто это? Входит высокий худой мужчина, небритая щетина. В шинели, снял темную прокопченную шапку и перекрестился. Просящим голосом сказал:
— Подайте Христа ради.
Мама только что из печки вынула противень с кокурками. Комната наполнилась запахом хлеба и меда.

Мне было интересно, почему этот человек в солдатской форме но без погон и без звездочки на шапке. Он был не похож на наших солдат, которые вернулись домой. Позже я узнал об этом.

Мама взяла горячую кокурку, подавая сказала: — Сынок, не обессудь, что сами едим, тем и с тобой делимся.
Он протянул ладони и принял милостыню.
— Можно я у вас отдохну?
— Да, вот садись, сынок, на сундук.
Глаза наполнились слезами. Он сел, положил в шапку кокурку и опустил глаза. Стал отламывать маленькие кусочки и отправлял их в рот, но не глотал. Так длилось несколько секунд. Ему было лет двадцать семь, так сказала мама. Он поднял взгляд. Я увидел другое лицо. Это был молодой человек, только небритый и с такими добрыми голубыми глазами. Даже несмелая улыбка озарила его лицо.
— Мамаша, когда будет много хлеба и будут пшеничные булки, я всегда буду вспоминать вашу булочку. Она самая вкусная на свете!
Собрав остатки крошек на ладони, отправил в рот.
— Всегда буду помнить вас, спасибо.
— Храни тебя Господь!
Уходя, он низко поклонился маме.

Позже я узнал, солдат возвращался из плена, в деревню в Саратовской области. Я его больше никогда не видел. Но этот эпизод запомнил на всю жизнь.

Колодцы

После войны настали трудные годы. Шел 1947 год. Лето было засушливое. Земля потрескалась без влаги. Ждали с нетерпением дождя, но его все не было. Люди говорили:
— Осталась только надежда на Бога.

Старики, бабушки, женщины с Каменки и Красного собрались у колодца. Вынесли стол, у людей в руках были иконы. Началась служба моленья, чтобы Бог послал дождя. Пожилые люди хранили и сберегли веру. В 1943 году открыли церкви. Дедушка Пантелей, как самый старый, с седой бородой запевает «Отче наш иже еси на небеси…». И вот уже разносятся слова молитвы все стройней и стройней.
— Да будет воля твоя…

Басовые голоса разносились по улице. Процессия идет, пополняется новыми людьми, дети идут рядом со своими матерями. Для нас это необычное шествие. От колодца к колодцу. Солнце прячется за облачко и опять палит нещадно потрескавшуюся землю. Сворачиваем в Денисов проулок. Там на меже холмик, могила неизвестного солдата, убитого во время Гражданской войны, принятого за дезертира. Я дёргаю маму за рукав и спрашиваю:
— Что будут петь?
— Будут служить панихиду о безвинно убиенном.

Время перевалило далеко за полдень, когда подошли к последнему колодцу, со стороны Ртищева надвигалась туча. Редкие мелкие капли дождя как через сито окропляли молящих. Мы, малышня, уже прыгали, подняв руки к небу, и кричали:
— Дождик, дождик, пуще, дадим тебе гущи!
Дедушка Пантелей сказал:
— Услышал нас Господь, слава тебе наш хранитель!
Дождик уже поливает. Люди не разбегаются и не прячутся, улыбаются, подставляя лица и руки теплым струйкам.

~ 2 ~

 


назадътитулъдалѣе